ВСТУПЛЕНИЕ В «ПИСЬМА РУССКОМУ ДРУГУ»
Nov. 2nd, 2013 06:04 pmСолнце на закате незаконно большое. Оно так близко к земле, что можно окунуть ветку в море, поднять её к солнцу и слышать, как шипит испаряющаяся вода. Я иду по песку, сухому и недружелюбному. Он туманит взгляд, мешает дыханию, заползает в сандалии и пахнет старой пылью. Вокруг множество следов – какая-то птица, какая-то змея, какое-то непонятно что. И море. Всё остальное – море. Его так много, что даже солнце кажется малосущественным.
На песке уютно лежит внезапный апельсин. Среди серо-жёлтой мути он – единственное точное попадание в цвет. Он рыж, как моя кошка. О, моя кошка! Я готов о ней говорить много, но это совсем незачем делать. Достаточно её представить, огненную и урчащую.
Мне говорят, что в своих писаниях я подражаю. Подражаю Олеше, иногда – Генису. Это неправда. Да, я вторичен. Я подражаю Кириллу и Мефодию, я ворую у них буквы. Украсть всегда легче, чем придумать своё. Да и кто бы смог прочесть что-либо, если бы я писал неворованными буквами?
Я пишу воспоминания. Я прожил долгую и не всегда правильную жизнь, поэтому мне есть что вспомнить. Часть воспоминаний похожа на отчёты с фронта, часть – на записки хвастуна. И почти всегда мои писания не похожи на правду. Именно поэтому они правдивы. «Правду говорить легко и приятно» - говорил герой одной книги. Нет, не помогло ему это ощущение. Я тоже не жду от написанного больших и приятных хлопот. Но раз мне дано – с меня и спросится.
Целый день за окном кричат птицы. Вороны отвергают навязанный им стиль разговора, категорически отказываются каркать, особенно собравшись в большую, перемешиваемую ветром стаю. Они орут, как продавцы восточного базара, гортанно и омерзительно. Хуже ворон ведут себя дикие попугаи. Зеленой струёй они проносятся над головой, издавая пронзительно высокий крик и абсолютно хулиганский свист. «Действительно, свистнуто» - как говорил другой герой той же самой великой книги. Господи, что им всем надо от меня? Почему они не замолчат? Я пишу…
Я не могу быть полностью откровенным, ибо еще живы люди, о которых я пишу. Хотя, что значит «еще живы»? Глупо сказано. Как будто я сожалею об этом. Пусть живут долго, без болезней и мучений. Мне будет радостно, даже если они не всегда были хороши со мной. Но приходится давать им чужие имена или приписывать их слова и дела себе. Себя я жалеть не буду.
Когда я осторожно зашел в свой первый класс, опоздав на месяц, на меня набросился рыжий Сашка Гвоздев. Обхватив меня для броска через подножку, он спросил: «Читать могешь?» Я сдавленно подтвердил, что могу. Тогда он торжествующе поставил точку, прогнозируя всю мою дальнейшую жизнь: «Читать могешь, а драться не могешь!» И швырнул меня на грязный деревянный пол с облезающими слоями коричневой краски. Таких падений предстояло немало, полы были разные, а ощущение одно – бессилие перед торжествующей сволочью.
И всё же мне везло в жизни на встречи с хорошими, умными и добрыми людьми. Их на самом деле много, и немалая часть одарила меня встречами, беседами, безумствами. Интересная закономерность – с возрастом мне встречается их всё больше, значительно больше, чем в юности. Другое понимание, другое восприятие? Или просто природа умножает их число, отвергая ненужное и вредное?
Меня иногда предавали. Предавал ли я? Да, бывало. Из трусости. Что поделать, я не идеал. Я боюсь боли, пугаюсь усложнения жизненных ситуаций, страшусь необходимости каких-либо разбирательств. Мне не хочется бить себя в грудь и вытаскивать на свет весомые аргументы своей правоты. Мне неуютно на баррикадах, там дует. Мне проще отойти в сторону. Я слаб. Многие осудят подобную позицию. Но не будьте слишком строги и расправьте брови. Насупленные брови и суровые глаза – это ужасно, поверьте.
Когда вы будете читать мои воспоминания, помните – там всё правда. Даже, когда я вру - это является частью правды, так как правда многолика и разноцветна. Правда позволяет себе не быть истинной, это в её праве. Но она настоящая, подлинная и поэтому легко воспринимается. Похоже на парадокс, да? И пусть.
Хорошо, что я не живу в городе. Там другой ритм, другой воздух, другие звуки. Живя в городе, я бы думал по-другому. Не лучше и не хуже. По-другому. Сейчас же я сижу у окна, а за окном поляна постриженной травы, кусты с цветами и дерево. Говорят, чтобы день прошел удачно и счастливо, надо с самого утра несколько минут смотреть на зеленое дерево. Я смотрю. И ожидаю счастья и удачи. Слышите, счастье и удача? Я жду вас. Стол накрыт.
На песке уютно лежит внезапный апельсин. Среди серо-жёлтой мути он – единственное точное попадание в цвет. Он рыж, как моя кошка. О, моя кошка! Я готов о ней говорить много, но это совсем незачем делать. Достаточно её представить, огненную и урчащую.
Мне говорят, что в своих писаниях я подражаю. Подражаю Олеше, иногда – Генису. Это неправда. Да, я вторичен. Я подражаю Кириллу и Мефодию, я ворую у них буквы. Украсть всегда легче, чем придумать своё. Да и кто бы смог прочесть что-либо, если бы я писал неворованными буквами?
Я пишу воспоминания. Я прожил долгую и не всегда правильную жизнь, поэтому мне есть что вспомнить. Часть воспоминаний похожа на отчёты с фронта, часть – на записки хвастуна. И почти всегда мои писания не похожи на правду. Именно поэтому они правдивы. «Правду говорить легко и приятно» - говорил герой одной книги. Нет, не помогло ему это ощущение. Я тоже не жду от написанного больших и приятных хлопот. Но раз мне дано – с меня и спросится.
Целый день за окном кричат птицы. Вороны отвергают навязанный им стиль разговора, категорически отказываются каркать, особенно собравшись в большую, перемешиваемую ветром стаю. Они орут, как продавцы восточного базара, гортанно и омерзительно. Хуже ворон ведут себя дикие попугаи. Зеленой струёй они проносятся над головой, издавая пронзительно высокий крик и абсолютно хулиганский свист. «Действительно, свистнуто» - как говорил другой герой той же самой великой книги. Господи, что им всем надо от меня? Почему они не замолчат? Я пишу…
Я не могу быть полностью откровенным, ибо еще живы люди, о которых я пишу. Хотя, что значит «еще живы»? Глупо сказано. Как будто я сожалею об этом. Пусть живут долго, без болезней и мучений. Мне будет радостно, даже если они не всегда были хороши со мной. Но приходится давать им чужие имена или приписывать их слова и дела себе. Себя я жалеть не буду.
Когда я осторожно зашел в свой первый класс, опоздав на месяц, на меня набросился рыжий Сашка Гвоздев. Обхватив меня для броска через подножку, он спросил: «Читать могешь?» Я сдавленно подтвердил, что могу. Тогда он торжествующе поставил точку, прогнозируя всю мою дальнейшую жизнь: «Читать могешь, а драться не могешь!» И швырнул меня на грязный деревянный пол с облезающими слоями коричневой краски. Таких падений предстояло немало, полы были разные, а ощущение одно – бессилие перед торжествующей сволочью.
И всё же мне везло в жизни на встречи с хорошими, умными и добрыми людьми. Их на самом деле много, и немалая часть одарила меня встречами, беседами, безумствами. Интересная закономерность – с возрастом мне встречается их всё больше, значительно больше, чем в юности. Другое понимание, другое восприятие? Или просто природа умножает их число, отвергая ненужное и вредное?
Меня иногда предавали. Предавал ли я? Да, бывало. Из трусости. Что поделать, я не идеал. Я боюсь боли, пугаюсь усложнения жизненных ситуаций, страшусь необходимости каких-либо разбирательств. Мне не хочется бить себя в грудь и вытаскивать на свет весомые аргументы своей правоты. Мне неуютно на баррикадах, там дует. Мне проще отойти в сторону. Я слаб. Многие осудят подобную позицию. Но не будьте слишком строги и расправьте брови. Насупленные брови и суровые глаза – это ужасно, поверьте.
Когда вы будете читать мои воспоминания, помните – там всё правда. Даже, когда я вру - это является частью правды, так как правда многолика и разноцветна. Правда позволяет себе не быть истинной, это в её праве. Но она настоящая, подлинная и поэтому легко воспринимается. Похоже на парадокс, да? И пусть.
Хорошо, что я не живу в городе. Там другой ритм, другой воздух, другие звуки. Живя в городе, я бы думал по-другому. Не лучше и не хуже. По-другому. Сейчас же я сижу у окна, а за окном поляна постриженной травы, кусты с цветами и дерево. Говорят, чтобы день прошел удачно и счастливо, надо с самого утра несколько минут смотреть на зеленое дерево. Я смотрю. И ожидаю счастья и удачи. Слышите, счастье и удача? Я жду вас. Стол накрыт.